Со мной святой армейский третий тост
Без опасенья можно поднимать.
Да и на пятом не слетаю с тормозов.
По фене ботать, честно, не горазд,
Но за слова ответить был всегда готов.
"Не зарекайся от тюрьмы да от сумы",-
Глаголет истину народная молва.
А я б ещё добавил: "От войны",-
Поскольку рядом бродит та война.
За бронь не прятался и, как и все, писал
В восьмидесятом я расписку для семьи.
На случай, если спросит мать, где сын пропал,
Листочек этот военкомы берегли.
Простите, братья, что рядком легли
В горно-пустынной проклятой земле.
Что участь вашу я не разделил,
И не расцвёл тюльпаном чёрным по весне.
И вы простите, урки, что не стал
Законником над вами, паханом.
Что кровью на этапах не харкал,
И не хлебал баланду за столом.
Что ж, так уж вышло: не сидел, не воровал,
И куполам нет места на груди,
Звёзд офицерских с неба не хватал,
Сержантом на гражданку уходил.
Критерий мужественности, кто подскажет мне,
Чем исчисляется сей гордый феномен?
Быть может, верность в дружбе, преданность семье,
Иль ложных установок и понятий плен?
Я каждому могу лишь пожелать,
Пусть ты не стал солдатом иль братком,
Слово держать да женщин уважать,
И оставаться просто Мужиком.
Земля качается, качается, качается,
И вертолеты набирают высоту.
И мы прощаемся, прощаемся, прощаемся,
И Файзабад уже теряется внизу.
И мы прощаемся, прощаемся, прощаемся,
И Файзабад уже теряется внизу.
Здесь было столько, было столько нами прожито,
И было столько здесь изведано тревог,
А впереди у нас Кундуз, а дальше Родина,
И перепутье неизведанных дорог.
А впереди у нас Кундуз, дальше Родина,
И перепутье неизведанных дорог.
Где б мы не встретились, в Европе иль в Австралии,
Мы снова мысленно воротимся назад,
Когда на карте на восточном полушарии
Отыщем маленький кружочек «Файзабад».
Когда на карте на восточном полушарии
Отыщем маленький кружочек «Файзабад».
Мы снова вспомним боевых друзей-товарищей,
Мы с ними хлеб и соль делили пополам,
Мы с ними шли через засады и пожарища,
И пыль глотали, и бродили по горам.
Мы с ними шли через засады и пожарища,
И пыль глотали, и бродили по горам.
Земля качается, качается, качается,
И самолет уже теряет высоту.
И все кончается, кончается, кончается,
И «Шереметьево» раскинулось внизу.
И все кончается, кончается, кончается,
И «Шереметьево» раскинулось внизу.
Игорь Морозов.
Кто здесь служил, тот помнить будет вечно
И камни, и пески, и пыль в глазах.
Мы вспомним их, и молча выпьем третий –
Кто с нами был, кто жизнь свою отдал…
Я много слышал о Кабуле и Шинданде,
И о Баграме слышал и его делах.
Мой вам поклон, кто воевал в Герате,
Но, вы простите, я уж о Газнях…
О нас не пишут, фильмов не снимают,
Лещинскому сюда к нам не с руки.
О нас родные только в письмах знают,
Здесь есть спецназ и есть мотострелки.
Здесь горы есть, и здесь же есть равнины.
Здесь днем жара, а ночью – не фонтан.
На тропах и дорогах рвутся мины,
Три раза в день команда «По местам !»
Здесь как везде, но к нам сюда не едут,
Не прилетят артисты из Москвы.
Но и в других местах подобное, я верю,
Но вы простите, я уж о Газни…
Григорий Карпенко.
Прощай! Прощай, Афганистан!
Прости! Прости, что ухожу.
Перед дорогою в туман
Дай, напоследок посижу.
Прощай, заснеженный Саланг,
Ты вечно рядом, в темноте.
Прощай, суровый, сильный враг,
И друг, чье фото – на плите.
Прощай, немирный Файзабад,
Такой опасный, но родной,
Прости меня, мой кровный брат,
Что завтра еду я домой.
Прощай, жестокая страна,
Где счастье строят на крови…
Кто здесь запомнит имена
В бою погибших шурави?!
Кто скажет слово про меня?
И, сплюнув в пыль свою печаль,
Лечу в Россию из огня…
Прости, Афган. Афган, прощай!
